Эксклюзивы Казарма в платьях: что на самом деле воспитывал Полтавский институт благородных девиц
13 декабря 1818 года в Полтаве открыли учебное заведение, которое официально должно было дать женщинам образование, а неофициально — научить их молчать, повиноваться и не задавать лишних вопросов. Фокус рассказывает об Институте благородных девиц, который стал частью большой имперской системы воспитания, где за красивыми манерами и французским языком скрывалась жесткая дисциплина и контроль над мышлением.
13 декабря 1818 года в Полтаве торжественно заработало закрытое учебное заведение, которое должно было "вывести в люди" преимущественно дочерей обедневшего дворянства — и одновременно превратить их в идеально управляемых воспитанниц имперской системы. Полтавский институт благородных девиц просуществовал почти столетие — с 1818 до 1917 года — и стал, по сути, фабрикой "правильных" барышень: с языками, музыкой, реверансами и дисциплиной, которая больше напоминала казарму, чем школу.
Зачем Полтаве был нужен институт "для барышень"
Инициатива создания института в Полтаве связана с кругом местной элиты и благотворительности: отбор кандидаток делали, учитывая "приличное происхождение", но часто — в пользу бедных дворянских семей, которым обучение было не по карману. Модель финансирования стартовала как благородная "складчина" — регулярные взносы состоятельных дворян; впоследствии система давала сбои, и вопрос денег пришлось "переводить" ближе к государственному контролю.
Відео дня
Практический смысл был прост: институт готовил не только "воспитанных невест", но и женщин, способных работать гувернантками, воспитательницами, наставницами — то есть обслуживать быт и культуру дворянской среды, которая сама себя воспроизводила через образование.
По воспоминаниям и описаниям, типичный "пакет" дисциплин выглядел роскошно даже на фоне современных лицеев:
- обязательные языки: французский, немецкий (в отдельных описаниях упоминается и латынь);
- история и география, арифметика;
- музыка, искусство, танцы;
- рукоделие (не как хобби, а как часть "правильной женской нормы");
- этикет: как говорить, как стоять, как подавать руку, как сервировать стол, как "поддержать любой разговор" в светском кругу.
Звучит почти идиллически — но в реальности этот "европейский набор" часто был оболочкой для другой задачи: выработать послушание и правильные социальные роли.
Как это выглядело изнутри: контроль вместо детства
Сильнее всего о механике этой системы говорят не парадные отчеты, а воспоминания воспитанниц других институтов благородных девиц — они показывают общую модель закрытых женских заведений в Надднепрянской Украине второй половины ХІХ — начала ХХ века.
В историко-педагогической статье Нины Антонец о внутренней жизни Киевского института благородных девиц есть формулировка, которую легко представить и в полтавских стенах: "было, как в войске… так полагается по уставу". Там же описано, что устав и дисциплина ставились превыше всего, а "порядок" поглощал день за днем.
Вот детали, от которых современному читателю становится не по себе — потому что это не "строгость", а повседневная система угнетения:
- Дом — только на большие праздники и каникулы. Все остальное время воспитанницы фактически жили в институте годами, в ограниченном кругу одних и тех же людей.
- Письма под надзором. Даже разрешенная переписка с ближайшими родственниками могла контролироваться: классные дамы следили за почтой и при подозрении могли не пропускать письма от "нежелательных" лиц.
- Запрет на эмоции и движение. Бегать, прыгать, громко говорить — "нельзя". От девушек требовали сдержанности всегда.
- Прогулка — как марш. На улицу выходили строем, парами по росту, с четким "сопровождением". На прогулке запрещалось смеяться, смотреть на прохожих, говорить с кем-то наружу — даже если это были родители.
- Реверанс как дисциплинарный жест. Разговор с педагогом следовало начинать и завершать обязательным реверансом — то есть даже тело работало на "порядок".
Это — и есть "шокирующая правда" институтского образования: оно учило не только языкам и музыке. Оно учило не иметь приватности, не иметь голоса, не иметь права на спонтанность.
Наказание без розог: как ломали характер в "благородных" стенах
Формально в институтах благородных девиц запрещали телесные наказания. Именно этим эти заведения любили хвастаться в отчетах: мол, никакого насилия, только "моральное воздействие". Но на практике система наказаний была выстроена так, что психологическое давление становилось постоянным фоном жизни, а страх — главным воспитательным инструментом.
Историки отмечают: в закрытых женских институтах действовала не разовая кара, а карательная среда, где любое отклонение от нормы сразу фиксировалось и имело последствия.
Одним из самых распространенных методов была социальная изоляция. Воспитанницу могли:
- запретить разговаривать с подругами;
- пересадить на отдельное место в классе;
- отлучить от совместных занятий или прогулок.
"Наказанием часто становилось молчание: с девушкой просто переставали общаться, и это считалось достаточным, чтобы "исправить поведение", — эту практику описывает исследовательница Нина Антонец.
Для детей и подростков, которые годами жили в замкнутом пространстве, лишение общения было чрезвычайно травматичным.
Еще одним распространенным способом воздействия было публичное унижение. Вину девушки могли объявить перед классом или всем курсом — без права на объяснение или защиту.
"Воспитанницу ставили перед другими и зачитывали перечень ее "проступков", после чего требовали покорного раскаяния".
Идея была простой: сломать не только поведение, но и чувство собственного достоинства, чтобы девушка боялась не столько наказания, сколько стыда.
Особенно болезненным было ограничение контактов с родителями. Переписка — один из немногих разрешенных каналов связи с миром — находилась под контролем классных дам.
"Письма читали. Если в них находили "нежелательные настроения" — жалобы, слезы, чрезмерную привязанность к дому — их просто не отправляли".
Фактически девушек приучали к мысли, что эмоции — это нарушение дисциплины.
В институтах наказывали не только за поступки, но и за состояния: чрезмерную живость, смех, слезы, "мечтательность".
"Смеяться вслух, бегать, резко двигаться считалось признаком плохого воспитания и влекло за собой наказание".
В результате девушек системно приучали подавлять собственные эмоции, что, по оценкам современных психологов и историков образования, имело долговременные последствия.
В XIX веке такие методы не воспринимались как жестокие. Наоборот — они считались признаком "высокой морали". Как отмечает социальный историк Борис Миронов, имперская педагогика исходила из убеждения, что женщина должна быть "управляемой", а значит — воспитанной через страх и контроль.
Именно поэтому отсутствие розог не означало гуманности: насилие просто приобретало другую форму.
В итоге система наказаний в Полтавском институте благородных девиц и подобных заведениях работала не для исправления конкретных ошибок, а для формирования постоянного самоконтроля. Девушка должна была сама наказывать себя — молчанием, сдержанностью, покорностью.
И именно это историки сегодня называют главным результатом такого образования: воспитание женщин, которые боятся нарушить правила даже тогда, когда никто не смотрит.
Полтава как часть большой имперской модели
Полтавский институт благородных девиц был частью масштабной имперской системы женского воспитания, цель которой выходила далеко за пределы образования. Речь шла не о развитии личности, а о формировании предсказуемого поведения. В этой системе женщина рассматривалась как ключевой инструмент воспроизводства империи — через семью, язык, мораль и ежедневные практики.
Как отмечает историк Линда Эдмондсон в классическом исследовании Women and Society in Russia and the Soviet Union, женские институты Российской империи создавали "социально безопасный тип женщины", которая не задает вопросов и не выходит за пределы разрешенных ролей.
Учебные программы могли меняться, но идеологическое ядро оставалось неизменным: лояльность важнее мышления, дисциплина важнее знаний.
Ключевая особенность институтов благородных девиц — не только в том, что там преподавали, но и в том, чего там не было вовсе.
- не существовало предметов, которые развивали бы критическое мышление;
- не поощрялись дискуссии или альтернативные взгляды;
- не преподавались философия, политическая история, основы права;
- запрещалось обсуждать общественные события.
Фактически девушек приучали не иметь собственной позиции, а лишь правильно реагировать на внешние ожидания.
Последствия: послушание вместо самореализации
Выпускницы таких институтов редко становились публичными фигурами или агентами изменений. Большинство из них шли одним из трех путей:
- брак с чиновником или офицером;
- работа гувернанткой;
- преподавание в аналогичных заведениях.
Украинский историк Наталья Яковенко отмечает: образование без права на выбор не является эмансипацией. Оно лишь маскирует социальные ограничения под "культурный уровень".
Таким образом империя получала не образованных гражданок, а ретрансляторов собственной идеологии — в семье, в воспитании детей, в быту.
Почему от институтов благородных девиц в конце концов отказались
В начале ХХ века система институтов благородных девиц начала терять легитимность. Ее критиковали с разных сторон:
- за оторванность от реальной жизни;
- за чрезмерную изоляцию;
- за отсутствие профессиональной подготовки;
- за психологическое давление и авторитарные методы.
В педагогических журналах начала ХХ века, в частности в обзорах реформ образования, все чаще звучала мысль, что закрытые институты калечат социализацию девушек. Это зафиксировано, в частности, в историко-педагогических исследованиях Института педагогики НАПН Украины.
После революции 1917 года институты благородных девиц были ликвидированы как символ классового и гендерного неравенства, а их модель признана устаревшей и репрессивной.
История Полтавского института благородных девиц — это не просто страница из прошлого. Это пример того, как образование может работать не на свободу, а на контроль, не на развитие, а на подчинение.
И именно поэтому сегодня эта история звучит неожиданно актуально: она напоминает, что вопрос образования — это всегда вопрос власти над мышлением.
